Я сжал губы. Хотел сказать — вот ещё! Но понял, что это будет грубо, и неправда.

— Огорчаюсь. Хотя и понимаю, что так нужно.

— Я же буду приезжать. Хочешь — хоть каждые выходные!

Я задумался.

— Конечно, хочу. Но каждые выходные не надо. Это же Ленинград! Когда ещё выпадет возможность посмотреть его, как следует? Слушай! А давай, сделаем так: одни выходные ты приезжаешь ко мне, а следующие — я к тебе! И мы вместе гуляем по городу!

— А тебя Тимофеев отпустит? Всё же, по выходным у тебя самая работа!

— Что-нибудь придумаю.

— Непременно придумаешь!

Катя обняла меня и поцеловала.

— Нам уже пора?

— Нет, — улыбнулся я. — Ещё есть целых полчаса.

— И ты разбудил меня так рано? Могли бы ещё поспать!

— Я специально, — загадочным голосом сказал я.

— Зачем? — глаза Кати потемнели и стали бездонными, манящими...

— А вот зачем!

Я прижал девушку к себе. На какое-то время весь мир исчез, утонул в шуме нашего дыхания...

Пока мы ехали на вокзал, я то и дело косился на Катин профиль. Благо, дорога была пустой, и вести машину это не мешало.

Вдоль дороги тянулся осенний лес. Уплывали назад пожелтевшие берёзы, красные заросли осин и великолепные разноцветные клёны. Только ёлки упрямо зеленели, не поддаваясь холодам.

Пахло осенью — холодной водой, сухими листьями и немножко грустью.

Я оставил машину так, чтобы не мешать подъезжающим к остановке автобусам и вытащил из кузова Катин чемодан.

— Как ты доберёшься до общежития с такой поклажей?

Катя улыбнулась.

— Меня встретит подруга со своим молодым человеком. Я же тебе говорила, Андрюша. Я заселюсь в общежитие, а потом мы поедем к ней в гости.

— Помню, — проворчал я.

Электричка уже стояла у платформы, гостеприимно распахнув двери.

— Смотри, Андрюша!

Катя показала мне на парочку, которая стояла возле первого вагона.

— Это же твой брат! Я не путаю?

Действительно, это были Серёжка с Таней. Видно, Таня уезжала домой, а Серёжка провожал её. У них начиналась учёба в школе — тоже свои заботы.

Весь август Серёжка пропадал на раскопках в Староладожской крепости. Поначалу он ещё ездил домой ночевать. Мама удивлённо рассказывала мне:

— Приезжает поздно. Поест, и сразу спать. А утром вскакивает ни свет, ни заря, чаю глотнёт — и на автобус! Словно и не каникулы у него, а работа.

— Так ведь это же хорошо, мам! Парень не по подворотням шляется, а полезным делом занят.

— Хорошо, — соглашалась мама, но по материнской привычке продолжала тревожиться.

Потом Серёжка настоял на том, чтобы ночевать в клубе вместе с другими волонтёрами, и домой приезжал только на выходные. Ладони его загрубели, покрылись мозолями от лопаты.

— Это тебе не картошку копать, — подшучивал я над братом, когда удавалось встретиться.

— Что мне эта картошка? — отшучивался брат. — Я её теперь один могу выкопать — так привык. Даже сплю с лопатой.

— Правда? — удивилась мама, и мы рассмеялись.

— Мам, ну нет, конечно! Это шутка. Но копают они, действительно, много.

— Андрюша, ты хоть иногда заезжай его проведать. Да мне рассказывай — как там у него дела.

— Я заезжаю, мам.

И вправду, я пару раз в неделю успевал доехать до брата. Мне тоже было интересно — что новенького удалось отыскать археологам.

Один раз Серёжка с гордостью сказал, что выкопал из земли золотую пряжку одиннадцатого века. И теперь эта пряжка станет гордостью коллекции.

— Правда-правда! — подтвердил мне Дмитрий Николаевич. — Удивительное везение у вашего брата. А старания хватит на троих! Не удивлюсь, если он решит стать археологом. С его способностями и интересом это совсем несложно.

Я улыбнулся.

— Ну, до сих пор особенного интереса к учёбе у серёжки не наблюдалось. А ведь для того, чтобы поступить в институт — надо хорошо закончить школу, я ничего не путаю? Проходной балл, и всё такое...

— Да, школьные отметки хорошо бы подтянуть, — подтвердил Дмитрий Николаевич. — Вуз у нас известный, на факультеты бывает большой конкурс. Вот Таня тоже собирается поступать к нам.

— Я подтяну, — серьёзно сказал Серёжка.

— Рад за тебя, брат!

Я одной рукой обнял Серёжку за плечи и притянул к себе.

— Подойдём? — спросила меня Катя.

— Не надо, — улыбнулся я. — Пусть поговорят спокойно.

— Ты записал номер телефона Ани? Если что-то срочное — она обязательно мне передаст.

— Записал. А ты, пожалуйста, звони сама, когда будет возможность.

— Хорошо. Я попробую договориться на вахте в общежитии. Но, думаю, там будет столько желающих позвонить, что...

Я невольно вспомнил своё студенчество и жизнь в общаге. Как только мы ни упрашивали вахтёра и коменданта — телефон был недоступен.

— Знаю я вас! — непреклонно говорила вахтёрша. — Опять девкам звонить будете!

И опускала тяжёлую пухлую руку на жалобно звякавший аппарат.

— Идите отсюдова по добру!

Никакие просьбы и мольбы не могли её разжалобить. Но я, всё-таки, умудрился найти к ней подход.

Однажды через приоткрытую дверь я случайно подсмотрел, как наша вахтёрша тётя Люба пьёт чай. Пила она не из чашки, а из блюдца, держа его в растопыренной пятерне. На столе перед тётей Любой стояла сахарница, а в ней лежали изящные никелированные щипчики.

Сделав глоток, тётя Люба аккуратно ставила блюдце на стол, одной рукой брала щипчики, а другой — кусок сахара. Раскалывала его пополам, потом — ещё раз, и ещё. Получившуюся осьмушку она бросала в рот, закатывала глаза и снова поднимала блюдце.

Я намотал увиденное на ус и в следующий раз, когда мне понадобилось позвонить домой, принёс тёте Любе полкило кускового сахара. Не прессованного рафинада, который рассыпается от малейшего прикосновения, а настоящего сахара в твёрдых кубиках, которые даже зубами не разгрызть, а только колоть щипчиками.

С тех пор, на зависть недогадливым сокурсникам, у меня всегда был доступ к телефону. В качестве дополнительного бонуса Тётя Люба иногда зазывала меня на чай в свою каморку при вахте.

Мы по очереди кололи щипчиками сахар. Тётя Люба закатывала глаза и говорила:

— Рази ж это с конфетой сравнишь? Конфета что — раз, и нет её! А тут с одним куском три чашки выпить можно. И всё сладко!

Далёкий голос в динамиках неразборчиво забормотал предупреждение об остановках. Я помог Кате занести чемодан в вагон, сам выскочил на перрон. Почти сразу двери зашипели и закрылись. Электричка тронулась.

Я поглядел в сторону переднего вагона. Серёжка махал рукой вслед электричке. Потом брат повернулся и пошёл ко мне.

— Здорово, Андрюха! — он протянул мне руку, немного смущаясь этого взрослого мужского жеста. — А я смотрю — ты, или не ты! Катю провожал? Учиться поехала?

— Угу, — кивнул я. — Ты тоже, смотрю, в провожатых?

Брат отвёл взгляд в сторону, щека его покраснела.

— Это нормально, Серёга — подбодрил я его. — Взрослеешь.

— Подскажи, что делать, Андрюха? — внезапно спросил брат.

— А что случилось?

— Понимаешь...

Он на секунду замялся. Сказывалась вечная привычка подростков не допускать взрослых в свои дела. Но Серёжка справился с собой и продолжил:

— Мы с Таней договорились после школы вместе поступать в ЛГУ, на археологический.

«ЛГУ» Серёжка произнёс важно, явно подражая Дмитрию Николаевичу.

— Хорошее дело, — одобрил я. — Это настоящая профессия, интересная.

— Ну, вот! А её мать уговаривает после восьмого класса в железнодорожное училище идти! У матери зарплата маленькая, говорит, что не сможет потянуть учёбу. Что делать?

Я посмотрел на брата — он, действительно, ждал от меня ответа.

— Пойдём, — сказал я. — подброшу тебя до дома.

Мы сели в машину. Брат умоляюще посмотрел на меня, намекая, что ему хочется за руль. Но я был непреклонен.